Арцисканские бегемоты

Рубрика: Новости Домов

Шевелился перцовый лес; ветер бродил по нему, натыкался на чили, чихал и летел дальше, то и дело прося особо тяжёлые ветки хоть немного наклониться. Нелёгкое это дело — из далёких краёв в Цитадель мчаться.
— Понавырастили тут, — ворчал он, споткнувшись о перцовые лианы, обвивающие сразу две перцовых секвойи. — Фабрику по переработке закрыли, значит, а мне теперь спотыкайся о разросшийся лес.
Но ветер ворчал по-доброму: это его брат однажды занёс в Дом заразу, с которой без терновника не справиться*, а он никогда не разделял нелюбви братца к волшебникам и как раз летел подглядеть что-нибудь интересненькое.

— Ну наконец-то! — выдохнул он, выползая из перечной чащи. — Чуть полный штиль не настал...

***

Из Цитадели летели клубы пыли. Повсюду выбивали ковры, вытряхивали подушки (иногда вместе с пухом внутри — в таких случаях раздавались особенно громкие возгласы, и вокруг одной из арцисканок мгновенно возникала зона отчуждения на месте всех, кто не хотел попасть под горячую руку), мыли полы, натирали до блеска стёкла.
— Вы чего это? — зашелестел ветер по еловым веткам.
— Лето, — пожала ветками Ёлка. — Надо всё помыть, вычистить до блеска, чтобы осенью прийти в чистую-чистую гостинку. На улице слякоть, серость, дождь льёт, не переставая, а ты приходишь домой — везде тепло, и кубки с медальками сверкают, и алтарь... пошатырен... — на этом моменте деревце погрустнело и отвернулось, проронив скупую суровую слезу арцисканца.
Ветер обречённо вздохнул и потянулся, мгновенно убедившись в том, что после Перцвальда живого места на нём не осталось. Но ничего не попишешь — надо собирать свои метафорические ветреные косточки, поднимать не менее метафорическую тушку (которая совсем не метафорически болела) и нести в глубины Цитадели. Нашатыривание алтаря — дело важное.

***
Пошатырив алтарь (и заодно прочитав двести двадцать вывесок с надписями наподобие «Да пошатырь уже!», «Кто пошатырит, тому заплачу ничего», «Вредный главвред, меня нет», «ПОДНЕСИТЕ МНЕ ПЕСНИ! Ёлкий»), ветер выдохнул и осмотрелся. В гостинке что-то умное и масштабное со сосредоточенным видом писала Даша и, увидев любопытствующий ветер, лишь рассеянно кивнула ему: Главой быть — дело нелёгкое, даже летом. Рядом лежала стопка домашек; ветер осторожно обогнул её, чтобы не задеть, и вылетел наружу.
Любопытство тянуло его вниз, туда, где с самого 2014 года ничего не шевелилось, и он, недолго думая, всё же решил слетать. И был вознаграждён скрипом передвигаемых стульев и столов, периодическими выкриками и парой новеньких вывесок.
Домовики туда-сюда таскали огромный письменный стол, на котором уже красовалась табличка: «Главный ВОЛДИК». На стенке висела шпаргалка: «Весьма Опасная Лига Досуговых Искусств. Выучить!!». А Эсми громко и с пафосом декламировала какие-то страшно интересные фразы в колдофон, волшебной палочкой запуская красивую музыку.
«Это мне по нраву», — кивнул себе ветер и уселся послушать...

— А-анси-и, какая песня — уютная?
Анси оторвалась от домашки и встрепенулась, пытаясь срочно сообразить, чего от неё хотят:
— Ну-у, это такая... мягкая, милая... а что?
— Спасибо, помогла!
Не восприняв сарказма, первокурсница углубилась в домашку.
— С тебя тоже потом джингл, — сообщила Эсми, гордо вешая на стену пластинку с джинглом от Даши. Неизвестно, что тому виной: ответ ли Анси, атмосфера арцисканского карцера или что-либо ещё, но к спокойному голосу, вещающему об уютных песнях, прикрепили... нечто странное.
«Впрочем, у всех свои понятия об уюте», — подумав, заключил ветер, когда Эсми, надекламировавшись, бодро уселась в огромное чёрное кресло, заросшее с наружной стороны шипами розы и повсюду торчащими плотоядными цветочками. Работа завершена, а значит, нужно лететь домой...

Вылетая из Цитадели, ветер краем уха услышал ёлочное эхо: «А чтобы никто ничего не заподозрил, надо наделать значков с бегемотами и валить всё на Булгакова», но решил, что ему послышалось.

***

На улице солнце клонилось к закату. Выбитые ковры сияли чистотой на солнце и радостно сушились на верёвках, зависших в воздухе и привязанных к солнечным лучикам, которые никто не отпустит до завтрашнего полудня — пока всё точно не просохнет.
Одна деталь пейзажа точно резала глаз. Но какая?.. Ветер пригляделся метафорическими глазами, которые в силу своей метафоричности были слегка подслеповаты, и понял: везде валялись арцисканцы. Кто-то притащил плед, кто-то раскинул руки на траве, но все отдыхали прямо здесь, донельзя довольные. По всем, надо сказать, кто-то ползал. Муравьи уже проложили новую дорожку, ведущую через три руки и две ноги, каждая из которых принадлежала отдельному арцисканцу, и были удовлетворены, хоть их путь и увеличился и стал больше напоминать полосу препятствий.
Недалеко от Цитадели стояла алая палатка, видная издалека. В мягком пушистом кресле, с громадным книзлом на коленях, сидел Морохир; вывеска на палатке гласила: «Огненное какао, маффиато, чай из облепихи/шиповника/терновника/рябины, рябиново-шиповниковый морс. Кто не работает, тот не пьёт!»
Ветер с лёгким уколом зависти вздохнул и поплёлся прочь.
— Ветер, ветер! — окликнула его Белинда. — Угощайся.
— Но я не работал... — прошелестел он.
— Многоуважаемый ветер, не поднимешь ли герб на Башню? — нашёлся Хиро.
Так не закончилась история о том, как арцисканцы ветер припахали, а ветер, в свою очередь, опустошил не один бочонок маффиато, заодно введя традицию заготавливать кофе в бочках для массовых работ и субботников. Нескоро он, бодрый, свежий и отдохнувший, полетел домой... в обход, благоразумно минуя Перцвальд.

P.S. В Арцисе появился Алтырь. Говорят, это как-то связано с тем, что многовато вещей плохо лежит, но слухи сии непонятны простым первокурсникам.
P.P.S. В Перцвальде нашли кипу бумаг с цифрой три.


* см. «Легенда о терновнике»

Анси | 19.07.2018