А душа преград не знает…

Рубрика: Магомир

А что думают о музыке наши профессора? Какие аккорды звучат в их душах, какие ритмы эхом откликаются в их сердцах? Интересно, что мог бы рассказать о музыке профессор Стихоплетения, если бы его об этом спросили? «А почему бы, собственно, и не спросить?» — подумала я, и, вооружившись чистым пергаментом и пером, смело отправилась на его поиски. Что же из этого вышло и какие тайны он мне раскрыл — читайте дальше.

В поисках Радослава я пошла в летнюю учительскую, но там меня встретил лишь изнывающий от жары Алекс. Заглянула я и в кабинет Стихоплетения, который оказался закрыт на всё лето. Поискала в Таверне, в Эльфийском лесу, забежала в Библиотеку. Нигде не было ни следа, ни даже тени профессора, как вдруг что-то зелёное промелькнуло и скрылось за ближайшим поворотом.

— Мыш!! Мыш, подожди! Да стой же ты! — крикнула я в пустоту, устремившись за зелёным непоседой. Но тот меня уже не слышал, улетая всё дальше и всё стремительнее, пока… Пока не прилетел в Сиреневую рощу, где, к своему глубочайшему изумлению, мирно сидел и попивал чай (в его охлаждённом варианте) профессор Радослав собственной персоной.

— Радик! Привет! А что ты здесь… — начала было я, но была прервана мелодией, которую молодой человек начал наигрывать на своей непонятно откуда взявшейся гитаре. Мелодия завораживала, но ещё больше завораживали слова, к которым с первых же строк начинаешь трепетно прислушиваться, забывая дышать.

«Уходят рельсы вдаль.
По ним летят поезда туда, где неба край.
С надеждою в глазах, с улыбкой на губах
Я снова еду в рай»

— Как красиво… — завороженно выдохнула я, когда песня закончилась. — Скажи, а что для тебя, лично для тебя, значит музыка?

— Музыка? Для меня музыка — это куча эмоций, внешних, которые не дают совсем пропасть эмоциям внутренним, дополняют их.

— Тогда почему ты пишешь только грустные песни? Ведь эмоций так много, они могут быть такими разнообразными…

— Почему только грустные? — подмигнул мне Радослав, и, улыбнувшись, вдруг запел:

«Ты войди со мной в светлый мир мечты,
Пожелай, чтобы жизнь стала сказочной,
Пусть по всей Земле расцветут цветы
Пусть сияет всё светом праздничным,
И зажигай огни над землёй
И улетай за счастьем со мной,
За счастьем со мной…»

Сама того не заметив, я эхом повторила последние строчки за Радославом и лишь потом вернулась к реальности.

— Скажи, а как ты думаешь, через музыку можно раскрыть свою душу?

— Легко! Если не писать много заумных слов, а писать как есть, прямым текстом.

— А это как? — слегка удивилась я.

— А вот как у меня: без тайных смыслов и непонятных образов.

— И правда, несложно. А вот как ты думаешь, музыка может надоесть? — задала я следующий интересующий меня вопрос.

— Даже не знаю. Наверное, может. Я ведь её тоже не всегда слушаю. Могу, скажем, месяц не слушать. Когда потребность есть — тогда и включаю. А вот конкретную песню могу постоянно слушать до тех пор, пока полностью эмоции через себя не пропущу, и тогда она становится просто хорошей песней. И всё. Иногда послушать можно, но не так, чтобы беспрерывно.

— А какая музыка ближе тебе самому? Есть ли у тебя какой-то любимый стиль музыки, любимое направление? — настолько заинтересовалась я, что даже не заметила перебравшегося ко мне поближе Мыша, обиженно засопевшего от такого невнимания к его персоне.

— Не знаю, наверное, нет. Нет чётких стилей, направлений, просто слышу песню и понимаю — она мне нравится. А так могу слушать всё: от рэпа до блэк-металла.

— То есть, получается, ты меломан?

— А ты как-нибудь зайди и посмотри мою коллекцию пластинок. Сама убедишься, — улыбнулся Радик, заботливо поглаживая усевшегося на него вновь позеленевшего довольного Мыша.

— А какой твой любимый музыкальный инструмент? И на каком бы ты хотел научиться играть? — поинтересовалась я, умиляясь идиллии между профессором и его зелёным другом.

— Любимый инструмент — это гитара, — улыбнулся Радик и прижал свою любимую гитару к себе поближе. — А научиться играть хотел бы, наверное, на саксофоне.

— Ух ты! Хотела бы я увидеть твою игру на саксофоне! Так что учись-учись, а пока расскажи мне, какая песня из всех, что ты записывал, твоя самая любимая?

— «Живой».

— О, насколько я помню, текст в ней тоже твой, — я перевела взгляд на Радослава, который утвердительно кивнул. — А каково это — самому сочинять песни и потом самому же их исполнять? Какие эмоции при этом испытываешь?

— Это приятно, — улыбается. — Потому что ты сам это сделал, и, если оно получается классно, то отдача от слушателей и даже просто от процесса игры восхитительная.

— А тебе так важна отдача? — удивилась я.

— А без этого какой смысл писать? Вообще не вижу смысла писать для себя. Для себя я и молча в голове всё это подумать могу.

— То есть, получается, если отдачи не будет, то ты не будешь ничего писать?

— Да я и так ничего не пишу… — вздохнул профессор.

— А вот, кстати, почему так?

— Не о чем.

— Как это так? Оглянись вокруг! Жизнь идёт, а не стоит на месте. Столько всего происходит!

— Знаешь, Молли… Чтобы написать что-то действительно стоящее, нужно, чтобы что-то сильно накипело или чтобы был какой-то очень мощный положительный заряд. А просто песни ради песен… Это уже без души творчество. Может, конечно, что-нибудь неплохое и получится, но чтобы цепляло... Цеплять не будет. А жизнь вокруг… А что она? Ну, идёт она себе и идёт. Что про неё писать-то?

— Ну, как же. Ведь каждый момент в жизни неповторим, волшебен, незабываем. Разве нельзя в самом обычном, казалось бы, моменте найти что-то необычное и вдохновиться этим?

— А кто про вдохновение говорил? — улыбнулся Радослав. — На самом деле, ничего меня не вдохновляет. Просто в какой-то момент понимаешь, что вот сейчас надо писать. Ну, или, действительно, для какого-то дела надо что-то сочинить в установленные сроки. А музы и вдохновения — это для тех, кто своё «графоманство» считают вершиной творения.

— Эх, неромантичный ты, Радик. А ещё поэт…

— Не в музах романтика.

— А в чём?

— В романтике! Если о стихах говорить, то в том, о чём ты пишешь, а не как ты это делаешь. То есть, проще говоря, романтичной может быть тема, романтичными могут быть слова. А вот сам процесс написания стиха — это просто складывание слов в строчки, чтобы получился стих. Никакой романтики в нём нет.

Пока я пыталась осмыслить ответ Радослава, тот начал играть новую мелодию:

«А знаешь, честно, мне всю жизнь мою казалось,
Что сеть никак не может заменить реальность,
И что глаза в глаза, пусть даже молча,
Гораздо лучше тысяч самых тёплых строчек,
Что пережить что-то лучше, чем сидеть, закрывшись,
Что стоит петь, не боясь, что кто-то услышит,
Что нужно пробовать, а не отстраняться сразу,
Что сердце часто знает лучше всё, чем разум.
Наверно, глупо или даже, может быть, наивно,
Но мне казалось главным в нашей жизни длинной
Быть рядом с теми, кто небезразличен
Не в скайпе, не в контакте, а почаще лично.
И я готов оставить дела и работу,
Чтоб встретиться на час, а не смотреть на фото,
И чтобы вслух сказать тебе «Привет!»
Ну что, увидимся? Нет...»

Мелодия затихла, но я не сразу вышла из-под её очарования. А когда вернулась с небес на землю, то поняла, что осталась совершенно одна — ни Радослава, ни Мыша уже не было. А были ли они вообще?

От них не осталось и следа, зато после беседы осталось много так и не высказанных вопросов. Собирается ли Радослав писать песни в Аргемоне? Какой музыкальный стиль предпочитает Мыш? Споют ли они когда-нибудь дуэтом?..

Эти и другие вопросы так и повисли в воздухе. Может быть, ответы на них мы так никогда и не узнаем. А, может быть, узнаем совсем скоро. Кто знает? Остаётся лишь следить за этой неразлучной парочкой и не пропустить ничего важного.

Музыка души Радослава

Молли Муди | 11.08.2014