История для двоих (продолжение)
Рубрика: Досуг
Часть IV
Сны
После той странной ночи, что принесла ей видение посреди грозового неба, её стали посещать необычные сны. Поначалу они являлись изредка: пару раз в месяц, не более. Затем участились до раза в неделю, а через полгода стали ежедневными. Они не были однообразными и повторяющимися, подобно смутным кошмарам, что снятся людям: действие во сне происходило то ранним утром, то поздним вечером, то в разгар дня, а иногда ночью. Во снах сменялись времена года: то шли дожди, то светило солнце, а порою летали и кружились какие-то странные маленькие белые шарики, похожие на конфетти. Ничего подобного она никогда не видела в своём вечнозелёном лесу. Объединяло же все её сны место действия: суровый каменный берег моря и возвышающаяся над ним старая башня. А также главный герой - молодой учёный.
Когда она впервые увидела его во сне, она без труда узнала в грубых чертах его лица мираж, явившийся ей посреди грозовых туч. Она сторонним наблюдателем следила за его жизнью: видела, как он забирается по ночам на крышу и смотрит на звёзды в огромную подзорную трубу, как, раздевшись донага, погружается в воды моря и неутомимо меряется силами с волнами несколько часов кряду, как ведёт записи в больших пыльных тетрадях. Мир, окружавший его, был столь суров и столь отличен от того, в котором родилась и жила она. В нём приходилось бороться, страдать, бросать вызов силам природы и побеждать либо оставаться ни с чем. Для неё это было чем-то новым, непонятным, а потому и прекрасным. Сны стали для неё способом убежать от окружающей однообразной действительности, и она уже просто не могла без них жить. С каждым новым сном необъяснимое, непонятное, новое чувство всё больше и больше расцветало в её сердце, разрушая сдерживающие его оковы. Она ещё не осознавала этого, но она влюбилась в юношу из своих снов.
Вся необычность его мира, вся его суровая красота, открывшаяся ей, привели её к неутешительному выводу: этого места не было во вверенных ей владениях и, соответственно, она не могла его достичь. Или его просто не существовало. Так или иначе, она понимала, что её возлюбленный – лишь мечта, фантом, созданный её чрезмерно богатой фантазией.
«Я никогда не буду с ним», - говорила она себе каждый вечер, глядя на звёзды, и каждое утро, едва открыв глаза. Так она успокаивала себя, пытаясь убить в себе веру в чудо, вновь и вновь возникающую в ней.
Со временем в её прекрасные сны закралось ощущение близящейся беды. Она то и дело видела его задумчивым, тоскующим, а иногда и беснующимся, поддавшись минутному приступу гнева. Он всё чаще бродил вдоль берега моря и со злостью швырял камни в воду. А порой он яростно кричал, неотрывно глядя на линию горизонта: «За что мне это? Почему ты так мучаешь меня? Это наказание или дар? И чем же я его удостоился? Чем же я его заслужил? Что за странное чувство владеет мной, сжимает сердце тупой болью? Я сам напросился – всё вечная жажда нового, стремление к познанию. Вот я и познал. И теперь не знаю, как от этого избавиться». Но синей недостижимой черте, соединяющей небо и море было всё равно – она не отвечала на вопросы, которые он обращал к ней, да и не могла ответить.
Ей было тяжело видеть его в таком состоянии, тем более, что она не могла понять причину его страданий. Она готова была принести в жертву всю свою однообразно-праздную жизнь, лишь бы он никогда более не познал таких душевных мук, но не могла. Она имела возможность лишь смотреть со стороны. Ведь его даже не было на свете. Но, что странно, эмоции, овладевавшие её любимым в сновидениях, мало-помалу захватывали и её сердце. Она стала замечать, что ею то и дело овладевали беспричинные приступы тоски, по ночам ей часто хотелось плакать, от чего всё труднее было уснуть, а значит, она была лишена возможности увидеть его, что ещё больше расстраивало её и без того пошатнувшееся душевное равновесие. В такие бессонные ночи, полные необъяснимого беспокойства, она бежала через лес на облюбованную ей вершину скалы и обращала свои безмолвные молитвы к небесным светилам. Иногда она смотрела на них заплаканными глазами и спрашивала их: «Что происходит? Что творится со мной? Зачем вы раните моё не знавшее боли сердце? Зачем вы подарили мне это чувство, что режет мне грудь своей безысходностью? Лишь сейчас я понимаю, как счастлива я была раньше, живя в неведении. Своим желанием перемен я сама вызвала это». Но звёзды молчали, холодные и безразличные. И она продолжала беззвучно плакать на твёрдой поверхности камня, одинокая и безутешная, пока, окончательно не обессилев, не возвращалась в свой прекрасный дворец и не погружалась в полудрёму, лишённую сновидений.
***
С той странной ночи, что принесла ему видение посреди бушующей стихии, его и без того беспокойный сон окончательно утратил способность давать какой-либо отдых измождённому рассудку: его стали посещать необычные сновидения. Поначалу они были для него утомительными, даже раздражающими, ведь они повторялись из ночи в ночь, засев в его мозгу подобно навязчивой идее. Но постепенно он привык, а затем и пристрастился к ним. Они вызывали зависимость, как дурманящий наркотик. Во снах ему виделся мир, столь отличный от того, в котором ему приходилось жить, и столь прекрасный, что эти ночные грёзы стали для него своеобразной отдушиной, без которой он уже просто не мог жить. Стоило снам прекратиться хотя бы на пару дней, и он уже впадал в тихое отчаяние. Но затем они возобновлялись, и его лицо вновь становилось спокойным и умиротворённым.
Во сне он всегда видел один и тот же густой зелёный лес, пронизанный лучами солнца, цветущий и свежий. Всё в нём дышало спокойствием и безмятежностью. Он знал, что ни этот лес, ни живущие в нём существа никогда не ведали горя и страданий. Это был вечно зелёный, вечно прекрасный мир, и населяли его столь же прекрасные создания: изящные единороги, неуловимые нимфы, малютки-фавны, мудрые духи и волшебники. Все они жили для одной-единственной цели: охранять и оберегать главное сокровище этого мира – юную принцессу, на чьи хрупкие плечи была возложена тяжкая миссия хранительницы мирового порядка. Она жила в самом сердце леса, в огромном хрустальном замке. Когда она впервые привиделась ему во сне, он без труда узнал в изгибах её хрупкого тела силуэт, показавшийся на мгновение среди непроглядной тьмы смерча. Через сны он следил за мирным течением её жизни: видел, как она танцует с фавнами под звёздами ночного неба, как нимфы расчёсывают её роскошные волосы, как единороги едят сахар с её белоснежных рук. И с каждым новым сном непонятное и неведомое доселе чувство всё сильнее и сильнее завладевало его огрубевшим сердцем, растапливая сковавший его лёд одиночества. Он ещё не понимал этого, но он влюбился в девушку из своих снов.
Вся красота её мира, открывшаяся ему, не оставляла ни малейших сомнений: этого места не существовало, либо оно находилось в сферах, доступа в которые простому человеку не было. Так или иначе, он понимал, что его возлюбленная – не более чем плод его разыгравшегося от длительного одиночества воображения.
«Нам не суждено быть вместе», - думал он, засыпая и просыпаясь. Таким образом он успокаивал себя и пытался задушить надежду, которая время от времени робко пробуждалась в нём.
В последнее время его безмятежные сны неожиданно окрасились в лёгкий оттенок тревоги. Всё чаще она являлась ему задумчивой, отрешённой, а иногда и печальной. Всё чаще он видел её сидящей на вершине скалы и в тоске смотрящей на звёзды. Порой она поднимала полные слёз глаза и спрашивала звёзды: «Что происходит? Что творится со мной? Зачем вы раните моё не знавшее боли сердце? Зачем вы подарили мне это чувство, что режет мне грудь своей безысходностью? Лишь сейчас я понимаю, как счастлива я была раньше, живя в неведении. Своим желанием перемен я сама вызвала это». Но звёзды безмолвствовали, безразличные ко всему. И она рыдала на холодном камне скалы, бессильная что-либо изменить. Его сердце сжималось при виде её слёз. Он бы всё отдал: свою башню, работу, даже жизнь – лишь бы её лицо всегда оставалось счастливым и беззаботным, но не мог. Он был лишь наблюдателем, зрителем в театре её страданий. А она… её даже не существовало.
Однако чувства, владевшие его возлюбленной из сновидений, передавались и ему. Он стал беспокоен, ещё более мрачен, чем всегда, но наиболее ужасным последствием этих переживаний стала бессонница. Он часами лежал в постели, вертелся, силясь заснуть, крепче сжимал веки, но безрезультатно. Тогда, поддаваясь приступам ярости, он вскакивал с кровати и бежал прочь из башни. Он в бешенстве носился вдоль берега, швырял в море камни и бил ногами по воде. А порой, глядя на недостижимую линию горизонта, он кричал: «За что мне это? Почему ты так мучаешь меня? Это наказание или дар? И чем же я его удостоился? Чем же я его заслужил? Что за странное чувство владеет мной, сжимает сердце тупой болью? Я сам напросился – всё вечная жажда нового, стремление к познанию. Вот я и познал. И теперь не знаю, как от этого избавиться». Но линия горизонта не менялась и безмолвствовала – ей было всё равно. И он продолжал бесноваться, пока, обессиленный, не возвращался в смятую постель и не забывался тяжёлым сном без сновидений.
1134
0
Kristael Stonehammer | 01.02.2012