Зелёная Лампа — ещё один артефакт?

Рубрика: Интервью

Сегодня у нас беседа с преподавателем Артефактологии Ингни Юне

— Добрый день, Ингни! Твой блог на форуме называется «365 времён года». Какое время года любимое?

— Когда-то я ответила бы на этот вопрос не задумываясь, но сейчас научилась видеть что-то прекрасное практически всегда, каждый день, в любое время года и суток.
Тем не менее, моей настоящей любовью остаётся осень. Самое волшебное и самое особенное для меня время. Признаюсь, я люблю всю осень, начиная с самой лёгкой, золотой и солнечной. Но где-то со второй декады октября начинается то, что многие ведьмы с придыханием (а иногда и с демоническим хохотом) называют «моё время». Когда ветер уже холодный, небо бледнеет, а внезапные тёплые дни не могут никого обмануть — скоро зима. Пожалуй, именно здесь я солидарна с теми, кто до сих пор привязан к Колесу Года и отсчитывает зиму не с декабря, а с ноября. Для меня настоящая осень — те самые последние дни октября, поворот колеса к зиме и, наконец, её начало, и предшествующий зиме Самайн — дни безвременья.

— Давай подберем каждому времени года свою книгу. Я думаю, что ты сможешь найти книгу и на каждое из 365-ти времён года. Но давай останемся всё же в рамках традиционного календаря, а то «Агора» выйдет столь тяжёлой, что совам не поднять.

— Так и знала, сплошные рамки и условия! — Юне притворно возмутилась и покачала головой. — Хорошо, договорились, я постараюсь ограничиться количеством времён года, хотя это и непростая задача, — она на секунду задумалась. — Хотя, подожди. Предлагаю компромисс. Я не буду пытать бедных сов и говорить обо всех историях, которым хотела бы признаться в любви, но расскажу не о четырёх, а о пяти книгах. Строго по количеству времён года, всё честно: Зима, Весна, Лето, Осень и Моё Любимое Время Года.
И, прежде чем возможные возражения были озвучены, Ингни откинулась на спинку стула и начала говорить.

— Хочется закончить любимым временем года, поэтому начнем с зимы.

— С этим временем года у меня всегда будет связана одна книга, одна история — «Опыт жизнеописания Йозефа Кнехта, Магистра Игры, с приложением собственных его сочинений.» История мастера игры стеклянных бус.
Когда-то мне говорили, что читать Германа Гессе нужно, начиная с романа «Степной волк», и я, как послушная девочка (да, это было больше дюжины лет назад), последовала совету. Постепенно, аккуратно я подбиралась к единственному произведению автора, о котором слышала до того, как начала изучать его творчество — к «Игре в бисер».
Тогда меня было сложно впечатлить, я требовала чего-то особенного. Гессе и не впечатлил — возможно, я просто не доросла тогда до большинства его вещей.
А затем я, наконец-то, разрешила взять себе «Игру в бисер». — Ингни мечтательно смотрела куда-то сквозь стену, вспоминая далёкое начало 21го века. — Была зима. Не снежный рождественский декабрь с европейских открыток, а настоящая зима, когда неизбежно наступаешь ногой в грязный сугроб и проваливаешься в него по колено каждый раз по дороге в школу. У меня в наушниках играло Tango Brilliante for orchestra — Horaho Yoshihisa. Я не надевала перчатки, потому что в них было неудобно переворачивать страницы книги — тяжёлой старой книги, которую мне ни за что не разрешили бы вынести из дома под снег, если бы я додумалась спрашивать.
Я начала читать её по дороге домой и этим лишила себя ужина, сна и завтрака, забыла сделать домашнюю работу и чуть не опоздала к первому уроку. Но я дочитала её — утром, зашнуровывая ботинки и долистывая в коридоре последние страницы.
Как рассказать, о чём эта книга и, особенно, о чём эта книга для меня?
Об Игре и о мире. О том, как он устроен, и о том, как можем быть в нём устроены мы — точнее, как мы встроены в него.
Это книга, в основном, о будущем времени, но я не могу воспринимать её иначе, чем трактаты времён позднего средневековья, когда философы пытались разобраться в мировой системе. Через несколько лет я буду вспоминать её, читая и Шопенгауэра, и «Ртуть» Стивенсона.
«Игра в бисер» озвучила мне то, о чём всегда нравилось думать и о чём было неудобно говорить вслух:
Нет никакого смысла замыкаться в чём-то одном и игнорировать то, что происходит вокруг в других областях.
Возьми симфонию и запиши её математическими формулами, разложи цвета радуги по Древу Сефирот, назови Сефиры необратимыми рунами, а пути между ними — Старшими Арканами, нарисуй портреты всех сторон света, а там, где не хватает красок, разложи палочки для И-Цзин в квинтовый круг. И у тебя должно получиться, потому что все эти искусства и науки, кажущиеся максимально удалёнными друг от друга, описывают один и тот же мир - наш мир.
Я перечитывала историю о том, как Кнехт, Magister Ludi, сам осознал: нет никакого смысла замыкаться в своей Касталии и игнорировать мир вокруг.
Я бью себя по рукам, чтобы не перегрузить «Агору» и ни в чём не виноватых читателей любимыми цитатами.
В таких ситуациях многие говорят: «Эта книга перевернула моё сознание».
Это ложь. Всё было наоборот. Эта книга сделала мой внутренний мир настолько прочным, насколько это вообще было возможно.
Когда я говорю о любимых книгах, у окружающих возникает смутное желание обратиться к специалисту в области психотерапии, но никому не хватает смелости — обычно они говорят «прекрати витать в облаках», — засмеялась Ингни. — Упорно продолжаю разочаровывать их отказом.

— Книжный выбор любого из нас уникален, и не стоит акцентировать внимание на смутных желаниях окружающих. Немного о книге. А будет ли после такой строгой алгоритмизации живое творчество. Давай вспомним Пушкина:
...Звуки умертвив,
Музыку разьял, как труп.Поверил
Я алгеброй гармонию

Да и сам Магистр Игры сетовал, что в Касталии только изучают, но отнюдь не творят. Может, поэтому он и покинул свой пост.

— Да, но ведь, если бы Йозеф когда-то не попал в Касталию и не окунулся в Игру, ему не с чем было бы возвращаться «в мир» — между прочим, ещё вопрос, уделял бы он тогда такое внимание творчеству или нет.
Если честно, лично для меня этот вопрос звучит странно — я говорю об алгоритмизации и живом творчестве. Ведь речь идёт не о создании алгоритма для искусства. Скорее уж алгебра наполняется гармонией, как и любая другая наука, чем гармония иссушается и становится пустой из-за математического подхода.

— Сейчас у нас как раз весна, что прочесть, когда природа просыпается?

Я не любила весну. Она казалась мне слишком болезненной и авитаминозной, прозрачно-грязной, как лёд под ногами, который покрыт водой, и ты понимаешь, что твои шансы не промочить ноги и не поскользнуться стремятся к нулю. В носоглотке чувствуется каждый атакующий микроб, а холодное солнце отражается от любой блестящей поверхности и бессовестно тыкает в глаза острым лучом.
Весной меня спасла «Школа в Кармартене» Анны Коростелевой.
Изначально я брала её с некоторым опасением — слишком явно казалось, что автор, как и многие, вдохновился примером тётушки Ро и написал историю о школе, где дети учатся магии.
Но мне было очень скучно, а распечатанная книга, принесённая заботливой подругой, лежала на краю стола.
Она оказалась умной, весёлой, лёгкой, мудрой, доброй и совершенно сказочной и, в то же время, настоящей.
Начиная читать, нельзя было не услышать в собственной голове голоса: надтреснутый и ворчливый — Мерлина, более проникновенный и певучий, чем может быть у человека, — Диана МакКехта (что, вы не знаете, кто такой Диан МакКехт? Каких птиц вы ловили на уроках Магии Друидов — лебедей для Энгуса?), холодный и ироничный — Тарквиния Змейка, похожий на горные обвалы бас Лютгарды, дочери Рунхильды…
Эта книга для меня — история об идеальной школе. Школе, где совершенно разные ученики больше всего хотят учиться и получить знания и навыки, а совершенно разные, порой невыносимые, преподаватели больше всего любят свой предмет и ценят возможность передать эти навыки и знания ученикам. В ней нет страшной борьбы со злом, жестоких предательств и трагических историй (хотя я, признаться, прослезилась несколько раз). Валлийские холмы, стихи Туата де Дананн, битвы при Гастингсе в качестве практических заданий, приметы времени, неожиданные свойства химических элементов и очень много волшебства.
К тому же, чем больше ты разбираешься в разных областях — истории магии, литературе, мифах, химии, языках, астрономии — тем больше шуток тебе становятся понятны. Приятно почувствовать себя умным, что ни говори.
И ты, читая, внезапно понимаешь, как много вокруг чудес. И весна вовсе не обязательно связана с противной слякотью и простудой.
Это время пробуждения и рассвета, Остары и Бельтайна, зелёных цветущих пространств и новых неожиданных решений.

— Интересные совпадения, готовясь к викторине на весну я долго выбирал книгу для нее, пока мне не порекомендовали Коростелеву. И теперь очень приятно, что ты упомянула о ней. Необычная книга, очень много отсылок к разным областям и эпохам. Для меня она немного сродни паззлу, где из узнаваемых кусочков складывается целостная картина. Есть книги, комментарии к которым читать не менее интересно, чем саму книгу. Думаю, «Школа» относится именно к таким произведениям.
И надеюсь, что ты поучаствуешь в викторине.

— Даже не знаю, будет зависеть, в первую очередь, от времени — как ты знаешь, я взяла на себя исследования в области составления гороскопов, а это отнимает немало ресурсов. Но выбор книги, конечно, меня подкупает — ради «Школы» можно было бы побыть и участником, и помощником, и в целом поучаствовать в викторине в любом качестве.

— Теперь лето

— Я переношу жару чуть лучше, чем весеннюю лихорадку, к тому же, я родилась в начале лета. Это, пожалуй, примирило меня с временем года, когда пройти по улице, не приплавившись к асфальту, практически невозможно.
Со школьных времён лето — пора каникул. Огромное целостное время, не разбитое на кусочки учёбой, поездками, домашними работами и частой сменой погоды. В это огромное время должно было поместиться что-то не менее глобальное, и у меня помещается то, что когда-то «придумал бессмертный Профессор».
«Хоббит», «Властелин Колец» и вся «История Средиземья» — мир, который я полюбила в пять-шесть лет и люблю до сих пор. Я учила эльфийские языки и имена, читала «Письма» и биографии Толкина и рисовала эльфов и эльфийские узоры по паре десятков штук в день.
Тогда же, во время чтения его «Писем», стало понятно, что мир, о котором пишет Толкин — наш мир. Я читала о том, как четыре друга не раз обсуждали: как жаль, что Британия переполнена мелкими сказками о всяческих ши и привнесенными легендами о рыцарях круглого стола, но не имеет настоящей мифологии — собственной истории сотворения мира.
Двое из тех четырёх друзей погибли на войне, но Джон не оставил обсуждаемую идею — история Средиземья оказалась для него не только продолжением сказки о «Хоббите», которое так ждал вдохновлённый издатель, но и долгом перед друзьями и их планом. Что ж, «Сильмариллион» так и не стал основой британских мифов, но мне не кажется, что вся эта работа оказалась проделанной зря.
«Властелин Колец» для меня — летняя книга. Книга, которую можно перечитывать часами в тишине, просыпаясь с рассветом. Настоящим летним рассветом, начинающимся в четыре-пять часов, а не той блёклой насмешкой, которую нам сейчас показывают часам к девяти утра. Пить зелёный чай и есть яблоки, пытаться придумать, из чего бы испечь подобие лембаса и ловить себя на том, что напеваешь под нос балладу о Берене и Лутиэнь или плач по Боромиру.
Когда-то в школе я писала доклад о том, что такое эпос, каким может быть эпическое произведение и что такое героическое повествование. Я не могла не привести в качестве примера «Властелина Колец», и мне здорово повезло с преподавателем русского языка, которая не снизила оценку за то, что я не выбрала какую-нибудь «Войну и мир».
«Властелин Колец» — это книга, требующая пространства, воздуха и времени, потому что короткие минуты чтения, когда ты ждёшь кого-то под часами или наблюдаешь, не закипел ли суп, не могут вместить в себя тех случайных событий, трагедий, подвигов и решений, из которых на самом деле состоит уже давно всем известная и многим наскучившая история.

— С преподавателем литературы тебе, безусловно, повезло. Увлекаясь миром Арды, ты должна была читать, что издание книг Профессора у нас в стране шло не совсем гладко. Благо сейчас есть множество самых разных переводов, и есть возможность выбора.
А как ты относишься к идее, что мы живем в 4 эпоху Арды?

- Профессор бы с этим не согласился! В письме от 1958-го года он говорил: «Я надеюсь, что промежуток от падения Барад-дура до наших дней*, очевидно долгий […]. Я полагаю этот промежуток насчитывающим около 6000 лет, так что мы жили бы сейчас в конце Пятой эпохи, будь Эпохи равны по длине Второй и Третьей. Но я считаю, что они стали сменяться быстрее, и я полагаю, что в действительности мы живем в конце Шестой Эпохи, или же в Седьмой Эпохе. »
Я довольно долго занималась изучением Других Миров (хотя для многих будет привычнее термин «параллельные миры») и, в частности, изучала миры, называемые «альтернативными реальностями» — собственно, к ним я и отношу Арду, являющуюся, по сути, нашим миром, где сейчас и наступила шестая (или седьмая) эпоха. Если же на секунду представить, что это прошлое относится именно к нашему миру — с одной стороны, мы не можем это проверить, а с другой — что ж, именно этого и хотел Профессор. Описать прошлое этого мира. Если есть те, кто в этом уверен, значит, его затея увенчалась успехом. Разве это не прекрасно?

— Постепенно подходим к твоему любимому времени года. Осень.

— «И вот, наконец-то, дождливый сентябрь, и вот, наконец-то прохладная осень, и тучи повисли косыми сетями, и кончился месяц под номером восемь…», — пропела Ингни и виновато закашлялась. — Прости, возвращаемся к теме разговора.
Итак, осень, моя вечная любовь. Иное небо, иное солнце, иной ветер. Бледнеющий сентябрь, сменивший полнокровный яркий август. Это как изменение насыщенности цветов при обработке фотографии.
Осень — время кофе со специями, улетающих птиц и неулетающих волшебников, которые сидят у окна и провожают их взглядами.
Для меня Осень — это время магии и колдовства. Да, волшебство и чудеса случаются круглый год, но именно осенью какие-то ткани реальности становятся слишком тонкими, чтобы это было возможно не замечать.
С осенью у меня связано слишком много книг, чтобы легко рассказать об одной, поэтому на этот раз я вспомню Густава Майринка и его «Ангела западного окна».
Это книга о потомке Джона Ди — математика, алхимика, астролога и герметиста при дворе Её Величества Елизаветы I Английской. Впрочем, не только о потомке, но и о самом Джоне Ди, о его удачах и неудачах, о поисках философского камня, о верном соратнике — хитром и лживом Эдварде (Талботе) Келли, о разговорах с Бартлетом Грином и о той ноябрьской ночи, когда к ним впервые явился Зелёный Ангел.
Я стала читать Майринка, когда стало понятно, что для хоть какого-то понимания алхимии одними выжимками, трактатами и статьями мне не обойтись, нужно было обратить внимание и на художественную литературу. Возможно, поэтому «Ангел западного окна» для меня — книга, в первую очередь, об Огне и Алхимии. И, несомненно, об Англии, её туманах, парках, замках и ошибках.

— И апофеоз твоего годового круга — Дни Безвременья

Внимательный читатель заметит, — голосом диктора сказала Ингни и расхохоталась, — в общем, да, по книгам ясно видно, насколько я люблю холодную туманную Англию. И, вместо того, чтобы придать своему рассказу хоть какое-то разнообразие, я усугублю ситуацию.
Здесь можно было бы вспомнить прекрасную «Ночь в тоскливом октябре» или «Посмотри в глаза чудовищ», но я не могу не рассказать ещё об одной книге.
Последняя книга — это «Джонатан Стрендж и Мистер Норрелл».
Вся она насквозь пронизана одной темой. Это книга об английской магии.
Начиная читать историю о двух волшебниках, обсуждающих возрождение английской магии — и здесь речь идёт ещё не о Стрендже и Норрелле, а о мистере Сегундусе и мистере Хонифуте, — я готовилась к суровой битве. Передо мной был огромный талмуд, заполненный мелким шрифтом без картинок на тонкой бумаге.
Это должно было стать Преодолением.
Я начала читать эту книгу, осознавая, что мне понадобится немало времени, и не ошиблась.
Читать роман быстро — невозможно и бесполезно. Практически всю книгу — два из трёх томов, если не больше — я читала медленно, размеренно и методично, практически ощущая себя в Англии. Нет, это не было скучно и мне не пришлось продираться сквозь унылое повествование — к настоящему моменту я уже успела убедиться, что настоящая Англия не бывает скучной, у неё свой темп и своё очарование. Я просто читала её медленно, насколько могла.
Пока, внезапно, на меня не обрушилась последняя часть и вся английская магия Короля Ворона. Чёрные вихри, ссоры и необдуманные решения, дороги и проклятия — всё, что сжималось в пружину с первой страницы, дошло до предела, пружина соскочила и распрямилась… — Ингни осеклась и пожала плечами, — звучит как-то слишком пафосно, ты не находишь? Но у меня не получается найти более подходящие слова. Я слишком погружаюсь в любую историю, которую читаю, поэтому я и сейчас чувствую восторг до слёз, когда вспоминаю новую встречу поссорившихся Стренджа и Норрелла — двух волшебников, придерживающихся диаметрально противоположных взглядов на магию, но осознавших, насколько они ценны друг для друга. Считающих и, кстати, очень громко называющих друг друга врагами, но сорвавшихся, как та самая пружина, лишь только появилась возможность снова говорить как друзья. На своём языке. О магии.
И эта книга для меня об Осени — и не совсем о ней. Пусть это будет отдельное время года — семь дней, не входящих ни в год наступающий, ни в год уходящий.
Юне замолчала, задумчиво изучая рисунок, складывающийся из мелких цветов вереска.
— В мире немного сюжетов, но слишком много написанных произведений, чтобы можно было выбрать четыре или даже пять историй, которые полностью закроют настроения всех времён года, но, спасибо, это была отличная причина, чтобы поделиться своими эмоциями хотя бы о нескольких книгах.

— Ну что же, мне нечего добавить к твоей последней фразе. Спасибо за беседу. Было очень приятно.

DukeAlF | 29.03.2016